Марина Цветаева
(8 октября 1892 года - 31 августа 1941 года)

Из воспоминаний Ирины Карсавиной:

"Она села и начала читать.

Читала она замечательно. Её чтение было искусство само по себе. Всё в её стихах, что при чтении глазами казалось непонятным, эллиптичность её стиля, его резкость и даже грубость, вдруг получало какую-то особую, единственно возможную интонацию. Всё становилось понятным, трагичным, а не грубым и резким, а чрезмерная эллиптичность оборачивалась полётом чистейшей поэзии.

Мне кажется, что, когда Марина Ивановна писала свои стихи, она их слышала, будто кто-то диктовал их, или они звучали сами по себе, вне её воли. Кстати, она была очень музыкальна. Её стихи в её чтении были совсем другие, не те, что звучали в чтении других, и я не удивляюсь, что её сестра Анастасия Ивановна так раздражается на современное эстрадное чтение стихов Марины Ивановны..."

Как в одном небольшом очерке уместить такую жизнь? На мой взгляд, это совершенно невозможно. Поэтому мы рекомендуем Вам книги:

● Мария Белкина "Перекрестки судеб"
● Ариадна Эфрон: "Моя мать, Марина Цветаева"

Здесь же, в нашем путешествии, поговорим о трех адресах Марины Ивановны, тех, что оставили такой заметный в ее судьбе след.

Семья Добротворских

Иван Зиновьевич Добротворский родился в 1856 году в семье священника села Андреевское Владимирской губернии. Окончил медицинский факультет Московского университета, и, получив звание уездного врача, был назначен в Тарусу.

Именно сюда он и увез свою молодую жену, Елену Александровну Цветаеву, - двоюродную сестру Ивана Владимировича Цветаева. Так все начиналось...

С 1885 года семья Добротворских живет в доме у купца Лихоманова. Позже дом перешел в собственность Ивана Зиновьевича. В 1891 году Добротворские пригласили на отдых в Тарусу, в имение Бутурлиных Игнатовское, семью двоюродного брата Елены Александровны, Ивана Владимировича Цветаева. С того времени Цветаевы, которым было очень легко и хорошо в Тарусе, стали
приезжать сюда часто и гостить в доме тарусских родственников.

В «Воспоминаниях» Анастасии Ивановны дан замечательный образ земского врача: «Иван Зиновьевич, добрый гений уезда, едущий в любую погоду к больным, крупный, уютный, с говором на «о», с всегда прямо глядящими синими глазами, сходит по скрипучим ступенькам на двор, где его ждет лошадь».

Дочери Добротворских, Надежда и Людмила, пошли по стопам отца. Надежда Ивановна в 1909 году закончила Петербургский женский медицинский институт. Работала в Ленинграде врачом-невропатологом. Умерла в блокаду во время войны.

Людмила Ивановна мечтала о научной карьере, но в 1914 году по просьбе больного Ивана Зиновьевича переехала в Тарусу и работала врачом в земской больнице. После первой мировой войны была назначена главным врачом земской больницы.

Арестовали ее по доносу и осудили на 8 лет лагерей. Город Алексин
- станция Груздево - город Рязань - город Орск, где она и поселилась
после освобождения в 1945 году. Там прошли ее последние годы.

Реабилитировали ее только в 1989 году.

Александр и Сусанна Давыдовна Мейн

Дед Марины и Анастасии по материнской линии, немец Александр Мейн был женат дважды. Его первая жена, Мария Лукинична Бернацкая, умерла после рождения дочери - Марии Александровны, будущей жены Ивана Цветаева и матери Марины и Анастасии.

Характер у деда был стойкий, нордический. Дочь свою он воспитывал в строгости, хотя и любил до безумия. Вторым браком Александр Мейн женился на швейцарке Сусанне Давыдовне - бонне своей дочери. Жили они в Тарусе, в доме, что приобрел Александр в 1899 году, незадолго до своей смерти.

Сусанна Давыдовна своих детей не имела и было до конца дней предана "своей Мане" и мужу.

Иван Владимирович Цветаев
(28 марта 1847 года по 25 сентября 1913 года)

Иван Владимирович Цветаев, основатель музея имени Пушкина и отец Марины, приехал сюда впервые на лето в 1891 году со своей второй женой Марией Александровной Мейн и детьми от первого брака Валерией и Андреем. Его первая жена, Варвара Иловайская, умерла вскоре после рождения сына. О ней Цветаева писала, как о его единственной настоящей любви и вечной тоске своего отца.

Приехав сперва навестить родственников, Иван Владимирович с первого взгляда полюбил этот маленький городок в 130 км от Москвы. В 1892 году семья сняла в долгосрочную аренду дачу "Песочное".

"Лесов здешних не исходишь", - писал Иван Владимирович. Он, а вслед за ним и Марина, были неутомимыми ходоками. Тропинки, ручейки, речушки - все бегущее с холма на холм, уводящее вдаль, приносящее умиротворение. Любовь эту он передал всем своим близким.

С 1892 года каждое лето семья Цветаевых проводила в Тарусе. В честь каждого из своих детей Иван Владимирович высадил вокруг дома именные ели.

Мария Александровна Цветаева
(1868 год (точное число не известно) - 5 июля 1906 года)

О матери Марины Цветаевой известно очень мало. Это была женщина громадного таланта, – гениальная пианистка, никогда не игравшая на публичной сцене, у которой «музыка с рук стекала». У неё была способность к языкам и живописи, блестящая память и великолепный слог. Она бесконечно любила Тургенева, Гейне,
немецких поэтов-романтиков, Шекспира, и признавала главенство музыки над всем остальным в жизни...

Мария Мейн – единственная дочь в обрусевшей польско-немецкой семье. Её мать умерла, когда ей 3-х недель не было. Девочка воспитывалась отцом, Александром Даниловичем Мейном и швейцаркой - бонной Сусанной Давыдовной, которую она называла тетей. Помните, тот самый дом Тьо?

Семнадцати лет отроду Мария Александровна испытала единственную в жизни любовь. К женатому человеку. Имени его мы не знаем. Немыслимая по тем временам история для барышни из благородной семьи, по материнской линии прямого потомка
польского аристократического рода Бернацких!

Они встретились на балу, после которого было всего несколько полутайных встреч. Александр Данилович, отец Марии, очень скоро узнал о "дерзком" романе и потребовал от дочери немедленно все прекратить! Она подчинилась воле отца, искренне не желая огорчать его.

"В музыке я живу тобой, из каждого аккорда мне звучит все мое дорогое прошедшее, воспоминания и мечты как-то чудно сплетаются со стройными звуками заветных мелодий... Иногда в сумерках, с закрытыми глазами, я предаюсь обаянию звуков и, как во сне, переживаю давно былые ощущения. Иногда даже улыбка бродит по моим губам, как отголосок той радости, того счастья, которым когда-то была полна моя душа...".

О своей матери Марина Цветаева писала: "Когда мой дед поставил ее между любимым и собой, она выбрала отца, а не любимого, и замуж потом вышла лучше, чем по-татьянински, ибо "для бедной Тани все были жребии равны""... и далее: "моя мать выбрала самый тяжелый жребий - вдвое старшего вдовца, с двумя детьми, влюбленного в покойницу. Она вышла замуж, любя и продолжая любить того, с которым потом никогда не искала встречи и которому, впервые и нечаянно встретившись с ним на лекции мужа, на вопрос о жизни, счастье и так далее, ответила: "Моей дочери год, она очень крупная и умная и я совершенно счастлива..." Боже, как в эту минуту она должна была меня, умную и крупную, ненавидеть за то, что я - не его дочь!"

В начале 1902 года Марии Александровне поставили диагноз: туберкулез и рекомендовали лечение за границей. Уехав туда на пару лет с мужем и детьми и сознавая, что ей осталось недолго, она непременно хотела умереть в родных местах. Поэтому ее, смертельно больную, привезли в Россию, в любимую Тарусу. Там
она и скончалась 5 июля 1906 года. Перед смертью прошептала: "Мне жалко только музыки и солнца!". Руки ее долго скользили по одеялу, будто перебирали клавиши рояля.

Она мечтала увидеть старшую дочь Мусю, Марину, пианисткой. Но у той внутри звучала "другая музыка".

Марина Ивановна Цветаева
(8 октября 1892 года - 31 августа 1941 года)

"После такой матери мне оставалось только одно: стать поэтом. Чтобы избыть ее дар - мне, который бы задушил меня или превратил в преступителя всех человеческих законов".

Для почти не ездившей по стране Цветаевой понятие "Родина" воплотилось в слове "Таруса". Уже находясь в эмиграции она писала: «Здесь, во Франции, и тени моей не останется. Таруса, Коктебель, да чешские деревни вот места души моей».

Тарусу любила вся семья. Осенью, когда приходила пора уезжать в город, дети прощались с деревьями вокруг дома, обещая не забывать: "Моей березе, моему орешнику, моей елке, когда уезжаю из Тарусы".

Ели, действительно, были их собственные: арендуя дачу много лет, Иван Владимирович посадил вокруг нее ели в честь рождения каждого из своих детей. Они росли вместе с детьми, обгоняя их в росте.

До 1912 года Марина Цветаева постоянно бывала в Тарусе. После в своем "раю" ей удалось побывать лишь однажды, всего на 1 день в конце лета 1939 года.

В 1941 году произошла почти мистическая история. Сразу после гибели Марины Ивановны Цветаевой в Елабуге засохла ее ель в Тарусе.

Эта история легла в основу рассказа Анастасии Цветаевой «Елка».

Анастасия Ивановна Цветаева
(27 сентября 1894 года - 5 сентября 1993 года)

"Взгляните внимательно и если возможно – нежнее,
И если возможно – подольше с нее не сводите очей
Она перед вами – дитя с ожерельем на шее
И локонами до плечей.

В ней – все, что вы любите, все, что, летя вокруг света,
Вы уже не догоните – как поезда ни быстры.
Во мне говорит не влюбленность поэта
И не гордость сестры.

Зовут ее Ася: но лучшее имя ей – пламя,
Которого не было, нет и не будет вовеки ни в ком.
И помните лишь, что она не навек перед вами,
Что все мы умрем..."

Это стихотворение Марина Цветаева написала в 1913 году о своей младшей сестре Анастасии, а она в ответ увековечила детство и юность Марины в своей книге «Воспоминания».

Судьбы сестер во многом схожи. Обе рано вышли замуж, обе развелись, обе влюбились в одного и того же человека - Маврикия Мейна. Об этом случае Марина написала "Мне нравится, что Вы больны не мной...".

Своей "Повестью о звонаре" Анастасия Цветаева опередила свое время. Наверное, только в 21 веке по достоинству оценят эту вещь, перекликающуюся с «Парфюмером» Патрика Зюскинда, так же тонко исследующую необыкновенные способности человека, только у Цветаевой - музыкальные, а у Зюскинда – обонятельные. Первоначально рукопись «Звонаря» погибла, как и многие другие рукописи Анастасии, при ее аресте 2 сентября 1937 года.

Арестовали ее с сыном, Андреем Трухачевым, приехавшим к матери в гости со своей невестой Татьяной, именно в Тарусе.

"Когда Анастасия Ивановна вернулась домой с прогулки, там уже шел обыск. Вскоре пришел Андрей с подругой. Энкавэдэшник, указав на Андрея, спросил: «Кто это?» Анастасия Ивановна ответила: «Сын». Андрей был тут же арестован. Когда спросили о девушке, Анастасия Ивановна, уже сориентировавшись, сказала, что
впервые ее видит... Таню отпустили. Анастасия Ивановна просидела 5 месяцев в Бутырке, потом ее осудили на 10 лет в лагерь на Дальний Восток. Андрею дали пять
лет. Затем, после окончания срока, он работал в военстрое, там встретился с Ниной Андреевной Зелениной, женился. Когда Анастасия Ивановна приехала к ним в поселок Печаткино под Вологдой, в 1947 году, Нина Андреевна была беременна. Родилась первая внучка Рита. Имя ей дала бабушка".

После лагеря и ссылки на вечное поселение в Сибирь Анастасия Цветаева вернулась в Тарусу, где и умерла, прожив долгих 98 лет и застав развал той власти, что все отняла у нее и ее семьи.

О жизни Анастасии Цветаевой Вы можете прочитать книги:
● "Моя Сибирь"
● "Воспоминания"
● "Неисчерпаемое"

Сергей Эфрон
(29 сентября 1893 года - 16 октября 1941 года)

Я с вызовом ношу его кольцо
– Да, в Вечности – жена, не на бумаге. –
Его чрезмерно узкое лицо –
Подобно шпаге.

Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.

Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза — прекрасно-бесполезны! —
Под крыльями распахнутых бровей —
Две бездны.

В его лице я рыцарству верна.
— Всем вам, кто жил и умирал без страху. —
Такие — в роковые времена —
Слагают стансы — и идут на плаху.

Сергей Яковлевич Эфрон - публицист, литератор, офицер Белой армии, агент НКВД. Муж Марины Цветаевой и отец троих ее детей.

Как вспоминала сама Цветаева, она загадала Волошину, что выйдет замуж за того, кто угадает какой её любимый камень. Так и случилось: в 1911 году, отдыхая на пляже в Коктебле Сергей отпкопал и принес Марине сердоликовую бусину.

Позже Марина Ивановна говорила, что увидела Эфрона на скамье, он сидел в белой рубашке и был так неправдоподобно красив, что ей казалось «стыдно ходить по земле». 29 января 1912 года они поженились. Медовый месяц провели в Тарусе.

Цветаева писала: "Наша встреча — чудо … Он — мой самый родной на всю жизнь. Я никогда бы не могла любить кого-нибудь другого, у меня слишком много тоски и протеста. Только при нем я могу жить так, как живу — совершенно свободная.»

В октябре 1917, Сергей ушел на фронт, оставив жену с двумя детьми совсем без денег. Связь друг с другом была практически потеряна. Эфрон не знал даже того, что в Москве от голода умерла его дочь Ирина. До Цветаевой доходили слухи о его смерти.

В одном из писем она написала: «Если Бог сделает это чудо — оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака». Через 20 лет, в 1939 году, отправляясь в СССР вслед за мужем, она дописала на старом письме 1917 года: «Вот и поеду. Как собака».

В Париже в эмиграции Эфроны жили на грани нищеты. Цветаевой практически приходилось работать в одиночку из-за обострения туберкулёзной болезни у Сергея.

Вскоре Эфрон увлекся советской литературой и газетами, стал сотрудничать со спецслужбами. А в середине 30-х годов семья вернулась в СССР.

Наступило начало конца...

Ариадна Эфрон
(5 сентября 1912 года - 26 июля 1975 года)

"Были мы - помни об этом
В будущем , верно, лихом,
Я твоим первым поэтом
Ты - моим лучшим стихом!"

Ариадна Сергеевна Эфрон, дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона, жила в Тарусе почти безвыездно с 1956 года, (после лагерей и ссылки) до своей смерти в 1975 году, построив домик на участке своей тети Валерии на нынешней улице Ефремова. Похоронена в Тарусе.

О ее судьбе вы узнаете из ее книги воспоминаний "История жизни. История души".

Георгий (Мур) Эфрон
(1 февраля 1925 года - июль 1944 года)

Мур, как называла сына Цветаева, родился в Чехии, 1 февраля 1925 года. Он был третьим и последним ребенком в семье Марины и Сергея Эфрон.

Цветаева очень любила сына, часто писала о нем в своих дневниках, сам же он по воспоминаниям современников, с матерью был сух и холоден, даже называл ее официально, по имени и отчеству.

Мур вырос во Франции, где Марина, несмотря на сложности с деньгами, баловала его, отдавая все, что могла. Георгий прекрасно говорил по-французки, был талантлив и смышлен.

В СССР вернулся вместе с матерью, в 1939 году, однако вскоре репрессировали его отца, Сергея Эфрона, и сестру Ариадну, а затем началась война. В августе 1941 года Мур и Цветаева уехали в эвакуацию в Елабугу.

После самоубийства матери он попал в интернат. Голод и нищета стали его спутниками. По странности судьбы в это время он сблизился с поэтессой Анной Ахматовой.

В 1943 году Георгий вернулся в Москву и даже поступил в институт, однако его забирали не просто на фронт, а сразу в штрафбат, как сына репрессированного. На войне его следы потерялись. Никто не знает, что с ним произошло

Квартира Цветаевой и Эфрова в Борисоглебском
(1914 - 1922 год)

…Я должна немножко объяснить дом. Дом был двухэтажный, и квартира была на втором этаже, но в ней самой было три этажа. Как и почему – объяснить не могу, но это было так: низ с темной прихожей, двумя темными коридорами, темной столовой. моей комнатой и Алиной огромной детской, верх с той самой кухней, и еще другими, и из кухни ход на чердак, даже два чердака, сначала один, потом другой, и один другого — выше, так что, выходит — было четыре этажа. Все было огромное, просторное, запущенное, пустынное, на простор и пустоту помноженное, и тон всему задавал чердак, спускавшийся на второй чердак и оттуда распространявшийся на все помещение вплоть до самых отдаленных и как будто бы сохранных его углов..".

Марина Цветаева, "Повесть о Сонечке"

Последняя фотография Цветаевой
(18 июня 1941 года)

Отдельное фото позже вырежут из группового снимка, сделанного в Кусково за четыре дня до войны. А уже 8 июля Цветаева навсегда покинет столицу.

Подробности этого отъезда мы знаем из письма провожавшего ее поэта Виктора Бокова крымскому врачу Леониду Чеховичу:

"Проводы Марины Цветаевой с Северного речного порта были 8 июля 1941 года. Накануне Борис Пастернак сказал мне в Переделкине, что Марина уезжает и он хотел бы ее проводить и был бы рад, чтобы и я принял в этом участие. В Северном речном порту увидели Марину Цветаеву одну, в окружении вещей. Никто ее не грузил, не отправлял. Пастернак представил меня. Марина была в кожаном пальто, в темно-синем берете. Меня удивили ее брови – они были поставлены «домиком», в глазах проступала боль Богородицы. Она смотрела на панику эвакуации населения и спрашивала:
– Боря, это не 1914 год? Ничего же не изменилось! Это же Россия царя!

Она сомневалась, надо ли ехать. Борис Леонидович убеждал, что ехать надо, Москва будет фронтовой – и это уже недалеко! Он спросил:
– Марина! А что ты взяла из еды?
Она ответила:
– А разве на пароходе не будет буфета?
– Ты с ума сошла! Какой буфет!

Мы пошли в ближайший гастроном и накупили ей бутербродов, несли их на руках, в незавернутом виде. Никто не подходил к Марине Ивановне, между тем пароход грузился. Я взял льда у мороженщицы и стал метить вещи Марины. На смоченном листе писал химическим карандашом «Литфонд, Елабуга, Цветаева». Разнообразил эти слова перестановкой «Елабуга, Литфонд, Цветаева», «Цветаева, Литфонд, Елабуга». Марина Ивановна улыбнулась этому озорству, спросила:

– Вы поэт?
– Поэт!

Потом я достал частный пикап, побросал в него вещи. Грузя их, я от напряжения порвал пуговицу на костюме, она очень убивалась по этому пустяку, очень хотела эту пуговицу пришить.

Подошел сын Мур, сказал категорично:
– Мама! Я решил остаться в Москве! Я офицер, я не могу бросить столицу!

Ни поцелуев, ни рукопожатий. Он повернулся и ушел. Я был удивлен такой сценой прощания сына с матерью. Брови-«домики» обострились, провожая Мура.

Я сказал Марине Ивановне, что гадал на нее по книге «Символов и Эмблемата» Петра I.
– Что мне выпало? – спросила она.
– Если мы еще встретимся с Вами, я тогда Вам отвечу.

А вышел ей гроб со звездочкой и надпись: «не ко времени и не ко двору». Эта книга была страшной, она все угадывала. Марина Ивановна ее знала наизусть – я узнал об этом потом от Ариадны Сергеевны.

Вещи Марины Ивановны я довез до парохода, их сгрузили, и она, простясь с нами, поднялась на пароход. Дали сигнал отправления, и пароход стал отчаливать. Марина Ивановна стояла и смотрела на нас с Борисом Леонидовичем. Расстояние между нами увеличивалось. Никто не знал, что Цветаева больше не вернется в Москву».